И наступил год отшествия из мира сего в небесные жилища
святого и праведного государя царя и великого князя
Федора Ивановича, всея Руси самодержца, седьмой тысячи
106 [1598] года месяца января в 6 день, и его преставление
было от неправедного убийства, совершенного тем же Борисом.
О, как могу промолчать об этом? Если мы промолчим, то
камни возопят. И это дерево, приносящее благородный плод
и посаженное рукой всещедрого превечного бога, тот же Борис
подрубил, выкорчевал, даже и до самой смерти. И как
прежде, имея лукавый и пронырливый нрав, бояр и царских
советников и вельмож, и властителей, и купцов, и всяких
людей прельстил, одних дарами, других любовью, а иных злым
запретом, и не смел никто из бояр или простых людей перечить
ему. И так тот Борис по отшествии к Богу государя царя и
великого князя Федора Ивановича всея Руси начал посылать
своих злых советников и слуг ко царствующему граду Москве
и по всем сотням и по слободам и по всем городам Российской
области ко всем людям, чтобы всем миром просили на государство
Бориса. Бояре же, и властители и вельможи, и весь
царский синклит, и купцы, и всенародное множество Московского
государства, боялись Борисова злого преследования и
казни и междоусобной брани, а его сторонники и советники
старались и, по Божьему уставлению, никто не смел против
Бориса и слова сказать. А люди, подученные злыми советниками
и слугами Бориса, хотя и не хотели его на царство, но
боялись его злых преследований и молили его перед боярами
и властителями и вельможами и пред царским синклитом принять
скипетр великой России. И потому те, кто был достоин
этой чести, не решались добиваться ее, думая, что народ
обращается к Борису по истинной сердечной любви, а не неволей.
Он же, зломысленный, лукавый проныра, уже много лет желая
того и добиваясь, а тут будто и не хотя и не скоро поддаваясь
уговорам и не раз отказываясь, предлагал избрать
более достойных. А сам отправился в великую лавру Божьей
матери, построенную в память о чуде Смоленской иконы Девичьего
монастыря, и там прислуживал своей сестре царице
Ирине, уже инокине Александре, а многие люди каждый
день просили его принять царство. Он же стыдился и боялся
своей сестры инокини Александры, потому что она не
позволяла ему так поступить, ибо знала, как издавна он
желал этого и как пролил за это много неповинной
крови больших бояр, правящих в Российском государстве и
служивших своему государю истинно и право, также купцов
и людей иных всяких чинов погубил. Советники же
его и сторонники принудили людей молить и бить челом инокине
великой государыне Александре и просить ее брата
Бориса на царство, и так молили Александру всенародным
множеством всякий день с великим воплем и плачем.
А великие бояре, происходящие от скипетродержавного
корня, родственники великому государю царю и великому князю
Федору Ивановичу всея Руси и сами достойные принять
скипетр, не захотели избрать царя между собой, но отдали
решение на волю народа, ибо они и так были при царях велики,
и честны, и славны, не только в великой Руси, но и в иных
странах. И даже те, кто не хотел Бориса, не смели против
него говорить из-за его злого и лукавого нрава. Как в Царьграде
Божьим изволением Фока Мучитель убил кроткого
царя Маврикия и захватил Греческое царство, так и сейчас
Борис на Москве захватывает царство лукавством и неправдою.
Собранные же многие люди к честной лавре Борисовыми
сторонниками были принуждаемы молить великую государыню
инокиню Александру бить челом и просить на государство
брата ее Бориса, они же еще сильнее молили с великим воплем
инокиню Александру, дабы благословила на Московское
государство брата своего Бориса. И так народ докучал ей
многие дни. Бояре же и вельможи стояли перед ней в келье, а
другие на крыльце вне кельи у окна, а многие люди стояли
на площади. Многие были и неволей приведены, и порядок
положен — если кто не придет просить Бориса на государство,
с того требовать по два рубля в день. К ним были приставлены
и многие приставы, принуждавшие их великим воплем вопить
и лить слезы. Но откуда быть слезам, если в сердце нет умиления
и усердия и любви к нему? И они вместо слез глаза смачивали
слюной... И таким лукавством обратили ее на милость,
что, видя всенародного множества усердие к нему и не могуще
слышать и видеть многих воплей и жалоб в народе, дает
им волю да поставят на Московское государство Бориса.